С начала коронавирусного кризиса одна из основных тем обсуждения его влияния на европейском уровне была сосредоточена на вопросах распределения экономических рисков, как это видно из консультаций по еврооблигациям — «коронабондам». Учитывая, что пандемия охватила одни страны ЕС более интенсивно, чем другие, существовало опасение, что кризис может усугубить и расширить уже существующие расхождения между Севером и Югом более чем через десять лет после экономического кризиса 2008−2009 годов. Заявление Европейской комиссии о плане восстановления на 750 миллиардов евро в некоторой степени развеяло эти опасения. Однако в дополнение ко всем дискуссиям о солидарности есть одна серьезная проблема, которая остается вне обсуждаемой повестки. А говорить о ней важно.
Появление коронавируса также ознаменовало возвращение на передний план «большого правительства» — в том смысле, что правительства стали играть гораздо более активную роль в экономике, главным образом посредством поддержки деятельности предприятий, работников, безработных и критических секторов (типа здравоохранения). Во многих странах кризис вернул на общественное обсуждение такие проекты, как, например, введение единого базового дохода.
Небольшие и крупные изменения, подобные этим, подчеркивают возможность появления новой политической экономики в Европе. Но они также подчеркивают ключевой вопрос: совместим ли союз в его нынешней форме с такого рода изменениями?
Как показывает одна из наших новых исследовательских работ с коллегами из Chatham House, сегодняшний ЕС является результатом развития периода экономической либерализации, который начался в 1970-х годах. Это постепенно привело к созданию правил, главным образом в отношении законодательства о конкуренции и режима государственной помощи, которые ограничивали способы вмешательства государств-членов на рынке. Эта динамика продолжалась и усиливалась после окончания Холодной войны с созданием евро. Фискальные правила еврозоны, которые были значительно расширены Маастрихтским договором, установили узкие пределы государственного долга и дефицита, которые привели к хорошо известной политике жесткой экономии во время кризиса евро.
Источник: